Литература. 11 класс. Часть 2 - Коллектив авторов

Следующее поколение – писатели 70-х годов («отроки «оттепели», юноши шестидесятых») были лишены всякой творческой свободы. Они испытывали на себе постоянное давление цензуры, идеологических штампов и на определенный период стали «замолчанным», «заткнутым» поколением. Наиболее яркими представителями семидесятников стали И. А. Бродский, С. Д. Довлатов, А. Г. Битов, Вен. Ерофеев, В. С. Маканин, Саша Соколов, Д. А. Пригов, Л. С. Петрушевская, В. С. Токарева. В книге «Русские цветы зла» Вик. Ерофеев, имея в виду ценностные ориентиры литературы этой поры, писал: «С середины 70-х годов началась эра невиданных доселе сомнений не только в новом человеке, но и в человеке вообще. Новая русская литература засомневалась во всем без исключения: в любви, детях, вере, церкви, культуре, красоте, благородстве, материнстве, народной мудрости… Уже не ГУЛАГ, а сама распадающаяся Россия становится метафорой жизни». Писатели-«семидесятники» могли рассчитывать лишь на собственные способы издания своих произведений, путем «самиздата» и «тамиздата». Так были напечатаны написанная в прозе «поэма» Вен. Ерофеева «Москва – Петушки», романы А. Г. Битова «Пушкинский дом» и Саши Соколова «Школа для дураков», фантастика братьев Стругацких, ряд произведений писателей русского зарубежья. Лишь в конце 80-х годов эти произведения были официально опубликованы.

Перестройка открыла дорогу в литературу новому поколению писателей, у которого появилась возможность художественного исследования жизни и человека в бесцензурном пространстве. В произведениях Ю. Мамлеева и Т. Толстой, Т. Кибирова и Л. Рубинштейна, В. Пелевина и С. Каледина, Л. Улицкой и О. Славниковой, вошедших в литературу в 80—90-е годы, а также в книгах А. Уткина, А. Геласимова, О. Сульчинской, Е. Садур, Б. Ширянова, А. Гостева и др., заявивших о себе в конце 90-х годов и в начале XXI столетия, возрождается интерес к «униженным и оскорбленным», к «маленькому человеку», проявляется внимание к ранее запретным темам, обнажается неблагополучие современной жизни. В предисловии к антологии современной прозы Вик. Ерофеев оценивает молодых писателей как «первое за всю историю России поколение свободных людей, без государственной и внутренней цензуры».

Постмодернизм. Попытки теоретического осмысления новой ситуации в литературе (и шире – в культуре) привели к появлению в литературной критике первой половины 90-х годов термина постмодернизм. Концепция постмодернизма заставляет вспомнить литературную ситуацию конца XIX столетия, когда на смену классическому реализму пришел модернизм с его стремлением к свободному самораскрытию авторов и обновлению художественного языка. Сходные явления произошли и в культуре конца XX века, когда на смену устойчивому мировоззрению в русле ушедшего в небытие социалистического реализма пришел постмодернизм с характерными для него независимостью критических суждений, эстетическим плюрализмом, разочарованием в гуманистических ценностях и общепризнанных авторитетах.

Постмодернизм как философское, культурологическое течение возник во Франции в 60-е годы прошлого века в ситуации сопротивления интеллектуалов натиску массовой культуры. Наиболее известными зарубежными писателями-постмодернистами стали Х.-Л. Борхес, М. Кундера, Дж. Фаулз, У. Эко.

Искусство постмодернизма иронично, саркастично, гротескно, пародийно. Художественный мир зачастую строится на заимствовании и переосмыслении чужих языков, культурных традиций, цитат. В литературе постмодернизма характерной особенностью становится интертекстуальностъ, когда границы между своим и чужим текстом становятся зыбкими, едва различимыми. Уже в заглавиях ряда произведений читатель наталкивается на чужие слова, взятые, например, из русского фольклора (сборники «На златом крыльце сидели…» Т. Толстой и «Вышел месяц из тумана» М. Вишневецкой) или заставляющие вспомнить произведения и героев русской литературы XIX и XX веков (роман «Клуб одиноких сердец унтера Пришибеева» С. Солоуха, книга «Накануне накануне» Е. Попова, пьеса «Вишневый садик» А. Слаповского, сборник рассказов «Голова профессора Шишкина» М. Москвиной, роман «Чапаев и Пустота» В. Пелевина, роман О. Славниковой «Бессмертный. Повесть о настоящем человеке» и др.).

Произведения поэтов-постмодернистов отличаются высокой «цитатной плотностью». Так, первая строка одного их стихотворений Т. Кибирова «Я лиру посвятил сюсюканью. Оно…» напоминает пародийно трактованную строку из некрасовского стихотворения. В стихотворениях поэта цитирование носит не только текстовой, но и ритмико-интонационный характер. Вот первая строфа из его стихотворения «Шаганэ ты моя, Шаганэ…», в котором есенинские строки являются одним из «нервных узлов» произведения:

Шаганэ ты моя, Шаганэ,потому что я с Севера, что ли,по афганскому минному полюя ползу с вещмешком на спине…Шаганэ ты моя, Шаганэ…

Интертекстуальность пронизывает и постмодернистскую прозу. Бо́льшая часть текста романа Т. Н. Толстой «Кысь» состоит из чужих слов. Особенно часто используются в произведении стихотворные строки поэтов XIX и XX века. Роман повествует о Взрыве, который напоминает читателю чернобыльскую катастрофу и ее тяжкие последствия. Взрыв оказывает губительное воздействие не только на цивилизацию, но и нарушает привычные связи между литературой и человеком. Один из героев романа Бенедикт, напоминающий фольклорный образ Ивана-дурака, в начале произведения являющийся простым переписчиком, а в конце – исполняющим обязанности всесильного министра, одержим жаждой чтения. Но оно не насыщает героя, способного лишь поверхностно воспринимать смысл прочитанного. Знаменательны слова героя, произнесенные в конце романа, в которых перемешаны строки из книг: «Я только книгу хотел – ничего больше, – только книгу, только слово, всегда только слово, – дайте мне его, нет его у меня!.. Что, что в имени тебе моем? Зачем кружится ветр в овраге? чего, ну чего тебе надобно, старче? Что ты жадно глядишь на дорогу? Что тревожишь ты меня? скучно, Нина! Достать чернил и плакать! Отворите мне темницу! Иль мне в лоб шлагбаум влепит непроворный инвалид? Я здесь! Я невинен! Я с вами! Я с вами!»

Слово является одним из героев романа. В городке Федор-Кузьмичске санитарами изымаются из обращения книги, зараженные радиоактивными элементами. И обитатели городка лишаются книг, лишаются Слова как важной составляющей духовности человека. Это уродует людей и делает невозможным постижение смысла жизни, прикосновение к высшим категориям бытия.

Для поэтики постмодернизма характерно восприятие мира как хаоса при отсутствии ценностных ориентиров, неверие в будущее. Оживленные дискуссии в критике вызвала повесть В. С. Маканина «Лаз», которая увидела свет в начале 90-х годов. Главный герой повести Ключарев владеет тайной некоего «лаза», который позволяет ему покидать темный и страшный город, в котором живут его больной сын и жена, и проникать в другой мир, где обитают люди, жаждущие информации, и где много необходимых вещей и продуктов. В произведении постоянно сравниваются два мира, что невольно воспринимается как противопоставление России с ее тогдашними пустыми прилавками («Товаров нет. Просьба не бить окна» – такие надписи сопровождают обитателей верхнего города) и заграницы с ее изобилием и стабильностью. Сам автор определяет замысел произведения как «рассказ о раздвоении русского общества. С одной стороны – это элита, интеллигенция, с другой – почти уголовный мир». Маканин показывает, что главной душевной эмоцией человека является страх. Повесть «Лаз» (как и другие произведения писателя) пронизывает острый конфликт мыслящего человека и толпы: «Лица толпы жестоки, угрюмы. Монолита нет – внутри себя толпа разная, и все же это толпа, с ее непредсказуемой готовностью, с ее повышенной внушаемостью. Лица вдруг белы от гнева, от злобы, задеревеневшие кулаки наготове, и тычки кулаком свирепы, прямо в глаз». Толпа, страшная своей непредсказуемостью, представляет угрозу для личности. Повесть Маканина «Лаз» является метафорой социальных отношений не только 90-х годов, но и всего XX века – века исторических катастроф и хаоса.

К концу XX столетия большую популярность приобретает жанр антиутопии, в котором разрушается миф о возможности построения совершенного общества. Особенностью современных антиутопий является то, что они, по сути дела, дают остропародийное изображение реальной действительности или недавнего прошлого и содержат мрачный прогноз на будущее. Ярким примером антиутопии является роман В. Н. Войновича «Москва 2042». Писатель продолжает сатирические традиции Н. В. Гоголя, М. Е. Салтыкова-Щедрина, М. А. Булгакова и использует достижения современной мировой литературы в этом жанре, нашедшие яркое воплощение в гротескной социально-обличительной прозе Дж. Оруэлла и О. Хаксли. В романе Войновича развернута доведенная до абсурда воображаемая картина советской действительности XXI века. Она дается глазами героя романа писателя-эмигранта Виталия Карцева, который отправляется в Москву 2042 года, чтобы сделать репортаж о своей поездке. Он попадает в коммунистический город Московской ордена Ленина Краснознаменной Коммунистической республики, где правит Коммунистическая партия государственной безопасности (КПГБ), одним из основателей которой является Иисус Христос. В романе с гротескной остротой развернута тема осмеяния коммунистических вождей. Абсурдно звучат имена персонажей: Берия Ильич Взрослый – первый заместитель Гениалиссимуса по БЕЗО, Главный Маршал Москорепа, Пятижды Герой Москорепа, Герой Коммунистического труда, Дзержин Гаврилович Сиромахин – генерал-майор БЕЗО, Коммуний Иванович Смерчев – генерал-лейтенант литературной службы, Главкомпис республики и др. Абсурдность существования в Москорепе подчеркнута многочисленными лозунгами: «Да здравствует Гениалиссимус!», «Кто сдает продукт вторичный, тот питается отлично!», «Предварительную литературу выучим и перевыучим!», «Составные части нашего пятиединства: народность, партийность, религиозность, бдительность и госбезопасность!». Писатель не проходит и мимо темы литературы в Москорепе, пародируя метод социалистического реализма и отрицая идею свободного творчества в Ордена Ленина Гвардейском Союзе Коммунистических писателей.